Успех концерта был предопределен: каждый приезд музыканта на малую родину — праздник для публики. Еще одним подарком стал показ документального фильма Евгения Ховаева «Конкурс». Картина рассказывает о фортепианных баталиях, победителем из которых вышел Дмитрий Маслеев. Если кто-то представляет себе соревнование академических исполнителей как мирную беседу эстетов, то кино его удивит. Конкурс Чайковского (меломаны зовут его «чайником») отнюдь не заседание джентльменского клуба. Не даром еще в июне 2015-го, сразу после оглашения результатов первого тура, зрители окрестили состязание пианистов «побоищем». Именно конкурс пианистов (а соревновались так же виолончелисты, скрипачи и вокалисты) притягивал всеобщее внимание — подобного по накалу страстей, количеству ярких исполнителей, остроте конкуренции музыкальный мир не видел давно.

Фильм Евгения Ховаева не столько о музыке, сколько о музыкантах. Вслед за Феллини, одним из первых в искусстве «догадавшимся», что на инструментах играют люди, молодой московский документалист пошел по пути раскрытия темы личности в музыке. Но если «Репетиция оркестра» Феллини — художественное кино, то «Конкурс» представляет собой «снимок» конкретного исторического события. Четверо героев — американец Джордж Ли, француз Люка Дебарг, россиянин Дмитрий Маслеев и литовец Лукас Генюшас — молоды и влюблены в музыку. У каждого из них свой путь в искусстве, своя сверхзадача, свои отношения со сценой. Фильм буквально кричит: в искусстве не бывает готовых ответов, талант не дается обладателю строго определенного набора качеств, зато каждый музыкант имеет власть менять уже существующие представления о музыке.

Премьера состоялась в Москве в мае этого года. Режиссер Евгений Ховаев приехал и на показ в Улан-Удэ. Выяснилось, что изначально в объектив документалистов попало пятеро участников. Режиссер выбрал их еще до первого тура, сообразуясь исключительно с собственными музыкальными вкусами. На удивленный вопрос «как получилось, что из отобранной для съемок пятерки четверо заняли пьедестал и подступы к нему» (четвертым стал Дебарг, первым — Маслеев, Генюшас и Ли поделили вторую премию), Евгений Ховаев лишь улыбается: «Интуиция не подвела». Правда признается, что сам ставил на Генюшаса, а Маслеев вошел в число героев ленты в последний момент. Пятый герой — американец Рид Тецлофф — не захотел сниматься после того, как не прошел в третий тур.

Режиссер рассказал, что впервые побывал в Бурятии год назад — на съемках заключительных эпизодов фильма. Случайность ли, расчет или интуиция, но именно эти кадры — пианист на фоне типичного для Бурятии пейзажа — стали ключом к «феномену Маслеева». Его сдержанная до суровости игра, к которой так подходит слово «сухая», — как сухой воздух здешних мест, сухая почва, сухие скалы и песок. Эмоциональный жар и холод его интерпретаций бескомпромиссные, хлёсткие, как континентальный климат. Хлынувшая из второй сонаты Прокофьева и «Пляски смерти» Листа звуковая мощь сопоставима с мощью Байкала. Длинное свободное дыхание, размах рождены в привычке к огромным пространствам. Отсюда умение сохранять концентрацию на протяжении всего марафона, способность не растерять, донести до финала каждую крупицу.

Но, пожалуй, главное качество Дмитрия Маслеева как пианиста —  безупречное чувство формы. Это проявляется в способности вести повествование с первой до последней ноты и даже чуть дальше, в тишину. Без смысловых «дыр» и «общих мест», в жестком подчинении одному замыслу, самому главному, что выделяет для себя исполнитель в любом произведении. Талант выстраивать программу концерта — тоже проявление чувства формы. Насколько свободно нужно жонглировать смыслами, чтобы поставить в одно отделение Скарлатти, Бетховена и Прокофьева, «закусить» Рахманиновым и Листом, не считая минуты, не придерживаясь хронологии, стилевого единства и прочих формальных критериев, которые становятся решающими при выстраивании девяноста процентов концертных программ! Весь этот маслеевский «винегрет» суть одно высказывание. Начавшись сдержанной, полной какого-то сельского дворянского очарования классицистской эстетикой его музыкальная мысль совершенно естественным образом набирает обороты, обостряется и расширяется. Невозможно поверить, но Прокофьев звучит как продолжение Бетховена, а Рахманинов (после антракта!) — как продолжение Прокофьева. Даже бисы здесь не «десерт» и не «сбоку бантик». Они такие же полноправные сюжетные узлы этой программы — программы, заставляющей отслеживать каждый поворот словно мяч в захватывающем матче.

Екатерина Гудкова.